– Но оттого, что она будет здесь лежать, ничего не делая, легче ей не станет, – ответила резко Пиа, ей не понравилось вмешательство Нейчур.
Тогда заговорила Лорен, ведь в конце концов они спорили из-за нее:
– Пиа правильно говорит. Надо искать новую квартиру и новую работу.
Работу не так-то легко найти, – предупредила Пиа. – Если ты достаточно умна, ты вернешься к Сэмм.
– Ой, я придумала! – крикнула Нейчур, вмешиваясь, как это было ей свойственно. – Я, черт возьми, придумала.
– Что? – спросила Лорен.
– Ты будешь работать на меня. Ты будешь моим новым секретарем. И это в сто раз интереснее, чем сидеть в конторе у этого проклятого телефона и все время отвечать на звонки.
– Не знаю, – ответила Лорен неуверенно. Но Нейчур уже завелась:
– И тебе не надо будет съезжать отсюда. Так приятно жить с тобой все время, будет с кем поговорить, когда приходишь домой.
– Да, это очень интересно, – вмешалась Пиа. – Но не делай этого, Лорен. Ты будешь на службе двадцать четыре часа в сутки.
– Ну и что! – ответила Нейчур, сверкнув синими глазищами.
Лорен пожала плечами:
– Почему же нет? Пиа вздохнула:
– Ты об этом пожалеешь.
Нет, черт возьми, никогда, – отрезала Нейчур. На том и порешили.
Иногда Лорен казалось, что она лучше и придумать не могла, иногда же считала, что это самое неудачное в ее жизни решение. Работа на Нейчур заполняла дни целиком, а жить с ней в одной квартире означало не знать покоя и ночью.
Если работая на Сэмм она думала, что не остается времени для личной жизни, то уж теперь тем более его не было, хотя и скучно тоже не было никогда.
Нейчур жила веселой жизнью. Как личный секретарь, Ло-рен должна была делать все: и брать вещи из химчистки, и поливать комнатные цветы. Вскоре она передала горничной те обязанности, которые не хотела исполнять, и сосредоточилась на том, чтобы сделать жизнь Нейчур как можно более организованной, что было нелегко, потому что по натуре Нейчур была беспорядочна, как цыганка, и годами могла жить в настоящем хаосе.
– Нет, ты просто волшебница, – сказала однажды Нейчур. – Ну как же я справлюсь вообще без тебя?
– Да уж, мне достается, – ответила Лорен сухо, думая, что ее жребий – быть для других людей совершенно незаменимой помощницей.
Нейчур питала честолюбивые намерения относительно артистической карьеры.
– Вечно моделью быть нельзя, – поверяла она Лорен свои сомнения. – Надо хватать все возможности, что могут подвернуться.
– Но тебе двадцать два, – заметила Лорен, – что за спешка?
– Но я недолго буду так выглядеть, как сейчас. Как только начнут появляться морщины и тело одрябнет, все будет кончено.
– Ты сумасшедшая, – ответила Лорен, – ты еще двадцать лет будешь выглядеть великолепно!
Нейчур покачала головой:
– Двадцать лет? Шутишь, наверное! Сзади наступают все эти шестнадцатилетние девчонки, они дышат мне в затылок и хотят на мое место. Быть фотомоделью очень непросто.
И Лорен понимала, да, это трудное дело сниматься для рекламы, и самые удачливые очень тяжко трудились, чтобы быть на высоте. Нейчур никогда не позволяла себе набрать хоть один лишний фунт. Каждый день – независимо от того, как рано ей пришлось утром подняться, – она занималась гимнастикой целый час, напрягая все силы.
В город после кругосветного турне вернулся Эмерсон Берн. Нейчур прочла об этом в «Нью-Йорк пост» и сразу же придумала новую затею. Она просила Лорен позвонить ему домой.
– Скажи, что я хочу дать обед в его честь.
– Когда?
В любой удобный ему вечер. Раз он бросил эту глупую корову Селину, у меня появился шанс.
Лорен позвонила и разговаривала с его личным секретарем, который весьма невежливо сообщил, что календарь светских обязанностей мистера Берна забит до отказа.
Она выждала день, опять позвонила и сказала, что это Кэндис Берген. На этот раз ее соединили сразу.
Эмерсон Берн говорил точь-в-точь с тем же акцентом, что Нейчур, и с теми же интонациями, и столь же крикливо.
– Алло?
– Эмерсон Берн? – спросила для верности Лорен.
– Кэнди Берген?
– Нет, это Лорен Робертс, секретарь Нейчур. Она хотела бы пригласить вас на обед на следующей неделе.
Он явно был разочарован:
– А я думал это Кэнди Берген!
– Ваш секретарь, наверное, перепутал звонки.
– О'кей… обед с Нейчур. Внес его в список.
– Когда?
– Во вторник, в восемь вечера. Но только, если она сама умеет готовить.
Лорен подавила смешок. Представить Нейчур на кухне – надо иметь очень бойкое воображение. – Есть ли у вас особые пожелания?
– Да, передайте ей, что я хочу ростбиф, йоркширский пудинг и жареный картофель.
Когда Лорен сообщила об этой просьбе Нейчур, та запаниковала:
– О Господи, я чертовски не умею готовить. А ты?
– Не беспокойся, мы наймем повара.
– К черту, никакого повара, – взвыла Нейчур, – у обеда должен быть домашний вкус. Вот что, найди поваренные курсы и немного туда походи. А потом я притворюсь, что это все сделала я. А? Каково придумано?
Лорен засмеялась:
– Ну, это дело другое.
Она срочно записалась на кулинарные курсы и быстро выучилась готовить ростбиф и йоркширский пудинг.
В день свидания Нейчур и Эмерсона она приготовила еду, дала строжайшие инструкции, как все сервировать, и удалилась в свою спальню, в глубине квартиры.
В три часа ночи она проснулась и тихо вышла из комнаты, чтобы погасить свет в гостиной, и обнаружила, что Нейчур и
Эмерсон, крепко обнявшись, голые спят на белой медвежьей шкуре.
Мгновение она стояла очень тихо и смотрела на них. Потом, почувствовав всю нескромность своего поведения, поспешила к себе, заперла дверь и попыталась заснуть.